Символ враждебного прошлого
Для первых советских переселенцев, прибывавших в разрушенный Кёнигсберг, Королевский замок был не просто архитектурным памятником. В их глазах это был мрачный символ враждебного прошлого — оплот прусского милитаризма и тевтонских рыцарей, с которыми Советский Союз только что вел смертельную войну.
Идеологическая необходимость его ликвидации усугублялась политической обстановкой: в Западной Германии набирали силу реваншистские организации, такие как «Союз изгнанных», открыто заявлявшие о территориальных претензиях. Сохранение такого символа, как замок, в новом советском Калининграде виделось недопустимым. Однако за политическими решениями стояла и суровая бытовая реальность: для обычных людей замок был не абстрактным символом, а источником вполне конкретных страхов и ежедневной опасности.
Королевский замок — взгляд переселенцев
Картина, открывавшаяся переселенцам, была удручающей.
«От вокзала до центральной площади не было ни одного целого дома — стояли высокие обгоревшие остовы зданий… а впереди возвышались руины Королевского замка. Впечатление такое, что это — мертвый город», — вспоминал Александр Сергеевич Штучный.
Замок, доминируя над морем развалин, был эпицентром этой разрухи. «Центр города был буквально погребен под грудами кирпича и железа. От величественного Королевского замка остался мощный каленый фундамент», — писала Александра Андреевна Соколова.
Эти руины, словно магнит, притягивали любопытных, что нередко заканчивалось трагедией. Ирина Васильевна Поборцева рассказала о случае, который стал притчей во языцех: «Все тогда искали Янтарную комнату. И вот двое солдат… залезли они, значит, в замок. А там в подвале был такой большой камень-плита. Ну, отодвинули они его… а камень на попа был поставлен, ну и упал. Нашли их через несколько дней».
Этот инцидент наглядно демонстрировал, что замок был смертельной ловушкой. После ряда подобных происшествий власти были вынуждены «замуровать все ходы и лазейки», но это не решало проблему кардинально.
«Чтобы завтра же его не было»
Окончательную точку в затянувшейся агонии замка, согласно одной из самых устойчивых городских легенд, поставил визит в Калининград члена Политбюро Алексея Косыгина. Увидев из окна автомобиля громаду руин, он, как гласит предание, поинтересовался: «А это что у вас?» Первый секретарь обкома Н. С. Коновалов, пытаясь найти оправдание существованию этого символа прошлого, якобы ответил, что в перспективе замок планируется восстановить и разместить в нем краеведческий музей.
Этот наивный, с идеологической точки зрения, ответ мгновенно получил убийственную отповедь. «Музей чему? Прусскому милитаризму? Чтобы завтра же его не было», — резко парировал Косыгин. Эта фраза, хоть и бытующая в статусе легенды, идеально сплавила воедино официальную идеологию, требовавшую искоренения символов «логова врага», и суровую прагматику городских властей, десятилетиями ломавших голову над тем, что делать с опасным и бесполезным колоссом.
Приведение приговора в исполнение стало сложнейшей инженерной операцией, растянувшейся на годы. Мощные стены, пережившие артобстрелы и штурм 1945-го, не сдавались легко. «Стены не поддавались ничему, кроме взрывчатки», — с профессиональной скупостью констатировал сапер Иван Васильевич Ярославцев, участвовавший в работах.
Взрывы следовали один за другим, методично низвергая вековые стены. Мощность этих зарядов была такова, что их последствия ощущал на себе весь центр. «Взрывы были такими мощными, что кругом пострадали дома, которые еще целы были», — свидетельствовала Ирина Поборцева. Этот факт стал окончательным и железным аргументом в споре с теми, кто сожалел о сносе: если уцелевшие здания получали повреждения от сотрясения, то что говорить о самой аварийной конструкции?
Замок, даже умирая, подтверждал свою разрушительную природу, демонстрируя, что его сохранение в руинированном состоянии продолжало нести прямую угрозу окружающей застройке. Окончательно остатки главной башни были растащены танками, поставив точку в истории, длившейся семь столетий.
Идеологический вакуум и его цена
Сегодня, спустя десятилетия, раздаются голоса, обвиняющие Н.С. Коновалова и советскую власть в варварском сносе замка. Эти критики, подобно наивным детям, полагают, что идеология — это ничто, исторические символы — пустой блеф, а единственной реальной ценностью является пресловутый «золотой телец». Подобные суждения — прямое следствие слабой, а зачастую и вовсе разрушенной идеологической работы после развала СССР.
Свято место пусто не бывает. Освобожденные от великих смыслов созидания и защиты Отечества, умы молодежи сегодня заполняются иными, чуждыми идеями: культом потребления, поклонением доллару, вседозволенностью, а подчас и откровенным мракобесием вроде язычества и сатанизма, маскарадной атрибутикой которого стал тот же Хэллоуин.
На этом фоне решение советской власти убрать с лица советского города символ его многовекового врага выглядит не актом вандализма, а суровой необходимостью и актом гигиены исторического пространства. В эпоху, когда решалась судьба страны, некогда было сентиментально вздыхать о камнях, за которыми стояла живая и агрессивная идеологическая угроза.
____________________________________________________
Материал подготовлен на основе уникальных свидетельств из книги «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев» (СПб.: Изд-во «Бельведер», 2002), содержащей архивные документы и воспоминания первых жителей Калининградской области.